Эхо вины - Страница 65

– Я хочу тебе только добра, – тихонько прошептал он, обращаясь к фотографии жены. Его слова шли от самого сердца. – Я так не люблю заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь!

Ответом ему стала напряженная, деланная улыбка Вирджинии. Всматриваясь в фото, Фредерик вдруг понял со всей жестокой ясностью, что даже в день их свадьбы ему не удалось сделать жену счастливой.

3

Ливия Мур не понимала, где она находится, а в какие-то моменты даже не помнила, кто она и каково ее прошлое. Все было окутано туманом, женщину окружала серая бесформенная масса, в которой она мало что различала. Больная мерно дышала, но все же, будучи живой, она не жила по-настоящему. Над своей головой Ливия видела кусочек грязно-белого потолка, по бокам – стены точно такого же невеселого цвета. Лежа на спине, она безвольно перебирала пальцами поверхность тонкого больничного одеяла. Местные запахи казались ей чужими и неприятными. С огромным трудом она пыталась разложить эти ароматы на составляющие. Мастика для пола. Хлорка. Переваренная капуста.

«Здесь плохо, – мелькнуло у нее в голове. – Я не хочу здесь….» Она медленно повернула голову и увидела, что рядом с ее кроватью сидит мужчина. Загорелый, темноволосый, широкоплечий. В футболке, которая была ему маловата. Мужчина разглядывал ее молча, с прохладцей в глазах. Внезапно Ливию осенило, что это – Натан, ее муж.

– Меня зовут Ливия Мур, – хрипло сказала она.

Натан подался вперед.

– Первые слова за несколько дней, – констатировал он.

Кроме него, Ливия различила силуэты двух женщин в халатах и тапочках. Дамы стояли вблизи от Натана и буквально пожирали его глазами. Похоже, они явно решили не пропустить ни одного момента из той сцены, что разыгрывалась перед их глазами.

Постепенно перед внутренним взором Ливии стали возникать разные картины. Она вместе с Натаном. Домик с садом. Люди, снующие по комнатам этого домика, выбирая себе что получше. Потом – яхта. Она перекинула свой чемодан через поручни и услышала, как он со стуком упал на палубу. Затем, балансируя на мостках и сдерживая слезы, она забралась на борт сама. Натан поднимал паруса, ветер играл его волосами. День был прохладным и ясным. За бортом с шумом плескались волны.

Волны. Море.

Ливия подскочила как ужаленная и села на кровати.

– Наша яхта! – воскликнула она, не узнавая собственного голоса. – Наша яхта пошла ко дну!

Натан кивнул:

– Да, у Гебридских островов.

– Когда?

– Семнадцатого августа.

– Какое сегодня число?

– Тридцатое августа.

– Так что же… значит, это случилось…

– Почти две недели назад, – подсказал Натан.

– Где я? – спросила Ливия.

– Ты в больнице. В Кингс-Линне.

– В Кингс-Линне?

– Норфолк. Англия.

– Мы все еще в Англии?!

– Ты была нетранспортабельна. Знаешь, чего мне стоило довезти тебя даже до этой больницы? Ты едва приходила в сознание. По дороге многие, наверное, думали, что я тащу на себе живой труп.

Живой труп… Взгляд Ливии блуждал по паршивенькой обстановке палаты. Женщины в пестрых халатах глядели на нее подчеркнуто недружелюбно. С Натаном она говорила по-немецки. Может, те смотрели на нее волком именно потому, что не понимали ни слова?

– Что со мной было?

Муж ласково улыбнулся. Эта улыбка была до боли знакома Ливии. Именно из-за нее она и влюбилась когда-то в Натана, и каждый раз, когда он одаривал ее такой улыбкой, по ее коже легонько пробегали мурашки.

– У тебя было нервное потрясение. Оттого что наша яхта потонула. Она едва не утащила тебя вслед за собой на дно. Мы с тобой целую ночь дрейфовали на надувном плоту. И с тех пор ты стала сама не своя. Стала совсем не такой, как прежде.

Она вдумалась в смысл его слов:

– Ты хочешь сказать, что я… что я сошла с ума?

– Ты страдаешь от последствий шока. Но это вовсе не означает, что ты сумасшедшая. Ты перестала есть и пить, у тебя началось обезвоживание организма, и ты стала молоть всякую чушь. Тебя кормили здесь через трубочку.

Ливия медленно опустилась на подушку:

– Я хочу домой, Натан.

Тот улыбнулся, так же мило и ласково:

– У нас больше нет дома, дорогая.

Он сказал это таким тоном, каким говорят: «У нас кончилось сливочное масло, дорогая», – как бы между делом, безо всяких эмоций, словно за его словами не стояло никакой трагедии.

Ливия решила пока не задумываться о том, что он сказал.

– Где ты живешь? – спросила она.

– У Квентинов. Тут неподалеку стоит их дом, и они были так любезны, что дали мне крышу над головой. Ты ведь помнишь Квентинов?

Да, она начала вспоминать этих людей. Ее разум и память работали все еще очень медленно.

– Вирджиния, – произнесла она с усилием. – Да, помню. Вирджиния Квентин сделала мне много добра.

Та женщина подарила ей кое-что из одежды и позволила пожить в своем летнем доме. Он был такой уютный, с кирпичным камином и деревянной мебелью. И с большим садом, где волнообразно шевелилась от ветра короткая пожелтевшая трава. Ливия вспомнила, как она стояла там у окна, глядя на море вдали… Затем воспоминания внезапно обрывались. Между маленьким окном, из которого открывался чудесный вид на море и этой мерзкой больничной палатой зияла черная пустота.

– Я могу пожить у Квентинов до тех пор, пока тебе не станет лучше. Надо подождать, пока ты снова будешь способна ездить на большие расстояния.

Соседки по палате сверлили Ливию хмурыми взглядами. Она поежилась, не зная, куда деваться.

– Я больше не хочу оставаться здесь, – сказала она шепотом, хотя эти две дамочки явно не понимали чужого языка. – Это ужасно. Они меня ненавидят.