– Вот как?! Мы начинаем объясняться на языке штампов? – В голосе Фредерика зазвенел металл. – Ты что, считаешь меня мачо, который играет мускулами и чувствует себя сильным лишь в том случае, если рядом с ним слабая и беззащитная женщина? Не слишком ли примитивно, тебе не кажется? Не я сделал из тебя ту женщину, какой ты стала. Не я сослал тебя в Ферндейл за частокол деревьев, как ты сейчас выразилась. Напротив! Я хотел, чтобы мы жили в Лондоне. Я хотел, чтобы ты активно участвовала в моей жизни. И я бы принял участие в твоей жизни, если бы ты внятно объяснила мне, в чем она состоит и чего ты хочешь добиться. Но ведь ты не дала мне ни малейшего шанса! В чем же ты меня тогда обвиняешь?
– Я абсолютно ни в чем тебя не обвиняю.
– Может быть, я виноват в том, что позволял тебе делать лишь то, что ты хочешь? Да, возможно, именно в этом мое упущение. Но стоило мне один-единственный раз попытаться настоять на своем, и что из этого вышло? Я как последний идиот стоял на вокзале, дождался трех поездов из Кингс-Линна, а потом… А потом я должен был еще мучиться и переживать, не зная, куда ты делась и что с тобой, и по крохам узнавать, что ты укатила с подозрительным типом, да еще и закрутила с ним роман! Можно подумать, мне было при этом очень приятно и легко!
Помолчав, Фредерик продолжал уже безо всякого сарказма.
– Боже мой, Вирджиния, я и в бреду не мог предположить, что с нами случится такое. Все, что угодно, но только не это. Не такая ужасная, банальная и в то же время убийственная измена!
Вирджиния молчала. Что она должна была говорить? Он был прав, она – неправа, и ей нечего было сказать в свое оправдание. Конечно, человек может уйти из семьи, но не таким образом. Нельзя действовать исподтишка, лгать, подводить… Многие люди, от которых ушли супруги, вовсе не заслужили этого. И ее муж тоже не заслужил.
Наконец Фредерик спросил:
– Ну так что же? Как мы будем жить дальше?
Она молчала, но это молчание было таким красноречивым…
– Понимаю, – сказал он с горечью. – Значит, это была не просто интрижка, верно? Все очень серьезно. Страница не перевернута.
Вирджиния страдала от своей трусости, но так и не решалась долго смотреть мужу в глаза.
– Верно. Не перевернута.
– Так.
Он помолчал несколько мгновений.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я не собираюсь терпеливо ждать, когда же ты натешишься со своим любовником, – сказал он наконец.
– Конечно, понимаю. Я не думаю, что вообще когда-нибудь…
Не договорив, Вирджиния прикусила язык. Фредерик понял, что она хотела сказать.
– Ты утверждаешь, что влюбилась навсегда?
– Да.
Фредерик обхватил руками голову – так, словно он собирался вцепиться себе в волосы.
– Вирджиния, ты, конечно, считаешь, что я отношусь к Муру предвзято, и здесь ты в общем-то права. Но пойми одну вещь… Да, я ненавижу этого человека за то, что он вломился в нашу семью, и за то, что он сделал с тобой нечто такое, из-за чего ты начисто позабыла все хорошее, что было между нами… И тем не менее он не понравился мне еще до твоего побега с ним! Я сразу же возненавидел его, с первого взгляда, и такого со мной еще не бывало. Он в первые же минуты показался мне этаким… себе на уме. Подозрительным. Каким-то нечестным. Внешне он выглядит на все сто, тут ничего не скажешь, но… Мне было очень неуютно в его обществе, хотя я не могу сказать почему. Он кажется мне чрезвычайно несимпатичным.
Она молчала, не решаясь высказать то, о чем думает. А думала она о том, что влюбилась в Натана Мура в первую же секунду, с первого взгляда. И если слово «любовь» слишком сильно для обозначения того, что происходит между людьми в первые мгновения встречи, все-таки этот человек запал ей в душу, он произвел на нее особенное впечатление. Она не хотела признаваться себе в этих чувствах, но тем не менее от них никуда было не деться, и ей показалось, что и Фредерик каким-то шестым чувством понял это еще там, на Скае. И ополчился против Натана именно поэтому. Фредерик и сам не осознавал тогда до конца, что его ненависть к этому человеку базировалась на смутном страхе: он отберет у тебя твою жену.
– Я уже говорил тебе, что Мур не опубликовал ни одной книги, – продолжал Фредерик. – И он врет, что…
– Я знаю. Он все мне объяснил.
– Вот как? И какие же доводы он тебе привел? Разве он не обманул нас тогда так нагло, глядя прямо в лицо? Ты находишь, что такой обман в порядке вещей? Хотя – что с тобой говорить. Ты просто по уши втюрилась в него, и поэтому закрываешь глаза на все его фокусы!
– Его доводы меня убедили.
– Он тунеядец, прирожденный нахлебник и паразит. Нищий побирушка. У него за душой гроша ломаного нет! И более чем сомнительно, что он когда-нибудь опубликует хотя бы одну книгу, что он будет зарабатывать деньги. Потеряв яхту, он попал в отчаянное положение… Тебе не приходило в голову, что он просто хочет от тебя денег, крыши над головой, обеспеченного будущего?
– Дни, проведенные с ним, сказали мне совершенно другое.
Фредерик мученически прикрыл глаза.
– И, можно себе представить, еще больше тебе сказали ночи с ним, – еле слышно выговорил он.
Она хранила молчание.
Когда они вышли из кафе, все еще лил дождь. Очень сильно похолодало.
– Это самый холодный и мокрый сентябрь на моей памяти, – сказал Фредерик.
– Этот сентябрь вгоняет в тоску, – согласилась Вирджиния.
– Не нужно валить все на погоду, – отозвался Фредерик.
Они ехали домой, больше не разговаривая. За окном мелькала желтая, оранжевая, бордовая листва придорожных деревьев, мокрая и унылая.
«Где же мы – то есть Ким, Натан и я – будем встречать Рождество?» – внезапно подумала Вирджиния. О том, где конкретно они будут жить, она так и не задумывалась вплотную. Что там говорил Фредерик? У него за душой гроша ломаного нет?