Вирджиния с раздражением думала, что Майкл, оставаясь верным себе, опять перегибает палку. Если уж он полюбит кого-то, то эта любовь становится такой преувеличенной, такой всепоглощающей, что от нее просто некуда деваться. Так он долгие годы относился к ней, так получилось теперь и с этим маленьким мальчиком. Выходило, что Майкл хотел навеки приковать к себе цепями всех, кто когда-то запал ему в душу.
«Его чувства так раздуты, и при этом так инфантильны!» – думала она раздраженно.
И все же то обстоятельство, что Майкл уделял Томми большую часть своего времени, определенным образом развязывало Вирджинии руки. Пока он болтался с мальчиком, она могла заниматься своими делами – тихо, спокойно, не выслушивая бесконечного нытья кузена на тему женитьбы. К тому же она надеялась, что чем больше Майкл будет общаться с мальчиком, тем реже он станет приступать к ней с просьбой завести собственного ребенка. Пусть он утоляет свою жажду отцовства без ее участия!
Однажды Майкл сказал:
– Хорошо бы нам освободить гараж от садового хлама и поставить туда автомобиль. Томми просто без ума от машины, и я боюсь, что он когда-нибудь заберется в нее в мое отсутствие и снимет ее с ручника. Здесь такой крутой спуск, что автомобиль непременно выкатится на улицу.
Но у Вирджинии за это время накопилось так много садового инструмента, что она полностью оккупировала гараж всякими тяпками, газонокосилками и лопатами.
– Ничего не выйдет, – отрезала она. – Куда же я все это дену?
– Но…
– Что но? Это по твоей милости он так влюбился в машину! Сам заварил кашу, сам теперь и расхлебывай. При чем здесь я?
Как всегда, Майкл не решился вступать с ней в спор.
– Хорошо, хорошо, тогда нам надо постоянно следить, чтобы машина была заперта. И все будет в порядке.
– Ладно, – отозвалась Вирджиния благосклонным тоном, – я буду следить за этим. Даю слово!
Ей тоже по-своему нравился Томми. Конечно, такого фанатизма, как Майкл, она по отношению к мальчику не испытывала, но в общем относилась к нему довольно тепло.
Майкл улыбнулся.
– Как хорошо жить здесь с тобою вместе! – сказал он, ласково глядя на Вирджинию.
«Какая с тобой тоска!» – думала та, глядя на Майкла.
– Да, именно так все и было, – вздохнула Вирджиния. – Мы жили в Сент-Ивсе, и в нашем доме царила типичная обывательская идиллия. Такая жизнь очень нравилась Майклу, и это несмотря на то, что все просьбы выйти за него замуж наталкивались на непробиваемую стену, которую я сознательно возвела между нами. Также я упорно сопротивлялась его желанию иметь детей. Я посвятила себя саду, при этом много думала об Эндрю, и совесть моя постоянно была нечиста.
Вирджиния и Натан сидели на кухне за четвертый или пятой чашкой кофе. Он вызвался приготовить завтрак, но женщина заявила, что совершенно не хочет есть, и гость беспрекословно подчинился ее воле.
С шести утра Вирджиния, как обычно, некоторое время бегала трусцой по парку. Теперь она сидела в теплом пуловере и толстых носках, но, несмотря на это, мерзла. «Надо будет включить отопление… А ведь на дворе еще август», – печально думала она.
Натан возник на кухне как раз в тот момент, когда она наполняла молотым кофе фильтр кофеварки. Вирджиния удивилась, что его появление так обрадовало ее. Обычно она предпочитала пить утренний кофе в одиночестве, молчаливо следуя по лабиринтам собственных мыслей. Но в последние дни в ней многое переменилось, и, как ей казалось, далеко не все к лучшему. Она стала намного беспокойней. Стала тяжелее переносить одиночество. Ночами она долго не могла заснуть и ворочалась в кровати, а днем ее без конца мучили живые картины из прошлого.
Конечно, Вирджиния знала, в чем тут причина. Слишком долго она держала при себе все, что связано с Майклом. И с Томми. С тем маленьким мальчиком, которого так любил Майкл. Она лишь слегка приоткрыла завесу своих воспоминаний, однако те вырвались наружу с такой бешеной силой, какой она и не ожидала. Теперь, нравилось это ей или нет, остановиться было уже невозможно.
Вирджиния не хотела больше говорить о Майкле. Но сейчас, этим пасмурным, прохладным утром, сидя наедине с Натаном, она все-таки продолжила свой рассказ. Женщина говорила все больше и больше, сама удивляясь тому, что открывает душевные тайны чужому, случайному человеку. Может быть, ей легко рассказывать именно потому, что он чужой? Нет, не только по этой причине. Натан располагал к себе, он был особенным. Этот мужчина будил в ней какие-то неясные чувства, но описать их словами Вирджиния не могла. Да, впрочем, и не хотела. Лучше не копаться в себе и своих эмоциях.
– Ваша жизнь в те времена чем-то напоминает нынешнюю, – заключил Натан, прерывая размышления Вирджинии.
Женщине потребовалось несколько секунд, чтобы переключиться со своих мыслей и понять адресованные ей слова.
– Почему вам так показалось? – спросила она удивленно.
– Вы напомнили мне саму себя – ту, какой вы были примерно двенадцать лет назад. В вашей личной жизни не хватало счастья, зато размеренности и спокойствия было хоть отбавляй. Но это вовсе не то, чего вы ждали и ждете от жизни.
Вирджиния легонько касалась кончиками пальцев кромки своей кофейной чашки. Прав он или нет? И вправе ли она откровенничать с ним до такой степени?
«Ты сама начала этот разговор, – подумала она, – так что пеняй на себя».
Дверь распахнулась, и на кухню вбежала Ким. Босая, в пижамке, она несла в вытянутой руке телефонную трубку.
– Папа! – провозгласила она звонко.
Надо же, Вирджиния даже не слышала, как звонил телефон – слишком уж далеко она унеслась по волнам своих воспоминаний. Она очень хотела спросить у Ким, не проболталась ли та отцу о том, что у них в доме живет Натан, но времени на такие вопросы у нее не было.